В ТЫЛУ ВРАГА
(записки партизана)
Повесть.
Автор Иван Шумилов.
Иван Леонтьевич Шумилов(1919-1981), русский советский писатель-фронтовик,
командир партизанского отряда «Сибиряк» в Белоруссии.
МЫ ОТСТУПАЕМ
«Ещё ранним утром наш полк жил мирной лагерной жизнью. Бойцы весело плескались в тихом Немане, вспоминали вчерашнюю кинокартину, смеялись...
И вдруг боевая тревога. Сначала подумалось – манёвры. Но лицо Верховинского, командира роты, было необычайно серьёзным и взволнованным.
– Товарищи! Получено боевое задание, занять оборону на том берегу Немана.
– Шаго-ом марш!
Последние сомнения исчезли, когда за рекой загремели первые артиллерийские выстрелы, а вслед за тем над Гродно закружились немецкие самолёты. Первый, сделав разворот, пошёл в пике, и чёрные болванки бомб посыпались на город. За первым пикировал второй, третий. Гродно заволокло дымом. Война началась.
Нашу роту усилили пулемётами и выдвинули вперёд для встречи танков противника.
Окопались по обеим сторонам дороги. Ждём.
Хотя я числился разведчиком при командире роты, на этот раз взял «станкач» и окопался с расчётом на правом фланге. Пулемётные ленты набиты, вода в кожух залита, ориентиры намечены... Уже темно, а танков противника нет. По цепи передают приказание – сниматься. Рота получила новую боевую задачу – подойти к Неману и помешать возможным попыткам противника переправиться через реку. Взошла луна, когда рота вместе с какими-то другими отделениями расположилась на крутом обрыве, поросшем мелким кустарником. Под обрывом – долина, а за ней чернеет полоска леса. Это берег Немана.
Ко мне подходит Верховинский.
– Со мной в разведку!
–Есть!
Втроём спускаемся по склону – Верховинский, командир соседней роты и я.
Зрение и слух напряжены до крайности – ухо отмечает каждый трепет листа, каждый шорох, хлопок крыльев или посвист птицы... Идём осторожно, медленно, часто останавливаемся. Кругом – тишина, если не считать далёкого артиллерийского гула за Неманом.
Спустившись в долину, останавливаемся. Луг без единого бугорка. Луна светит прямо в лицо. Слева, совсем недалеко от нас, мелькнула чёрная фигура и скрылась в кустах орешника. – Разведка противника...
Мы тихонько окружили кустик. Мои спутники выхватили револьверы и направили их на
чёрную массу куста.
– Бросайся с кинжалом прямо в куст и коли, – шепчет Верховинский.
Мне страшновато, но я всё же вытаскиваю из чехла штык-кинжал, с ожесточённым видом делаю рывок вперёд и, конечно, никого не нахожу.
Вернувшись из разведки, я свалился в окоп и сразу же заснул. Разбудили меня перед рассветом. – Отходим... – Как отходим? Куда отходим? Долго не верилось в это, но когда рассвело и мы увидели, как по широкому шляху тянулись нескончаемые вереницы отступающих, и военных, и гражданских, не верить было нельзя... Какое это тяжкое зрелище! Утешала одна только твёрдая мысль – скоро вернёмся. В это верили горячо, убеждённо. А над колоннами с визгом, с пулемётной дробью то и дело пролетали чернокрестные самолёты. В это утро я впервые прошёл мимо убитого русского артиллериста, молодого здорового паренька. Он лежал в луже крови рядом с издыхающей храпящей лошадью. Больно сжалось сердце от сознания, что первый увиденный мною труп был трупом товарища, а не врага...
Отойдя километров на тридцать, полк снова расположился в обороне, окопался. Весь остаток дня и всю ночь ждали противника. Появился он только утром. Мы встретили его атакой, заставили отойти, захватили пленных. Около полудня немцы совсем замолкли – видимо, ждали подкреплений.
Комроты послал меня на командный пункт батальона.
Только я дошёл до бора, где расположился командный пункт, ударила немецкая артиллерия. Помню, спрыгнул в ближайший одиночный окопчик, где уже сидел боец нашего батальона. Артиллерийский налёт с каждой минутой усиливался. Тут я узнал, что значит впервые сидеть под артобстрелом. Над нами творилось что-то невообразимое. Один за другим, противно завывая, над головами неслись невидимые страшилища, оглушительно рвались где-то совсем рядом. Визжали осколки, земля тряслась, окоп осыпался. Казалось, очередной снаряд с грозным рёвом устремляется именно в наш окоп. Вот он уже близко, вот падает на нас, на нас... Но снаряд разрывается где-то недалеко, – и опять визг, опять ходуном ходит земля, обрушивается окоп...
Не знаю, сколько времени прошло до той поры, когда я в перерыве между двумя очередными взрывами услышал спокойный уверенный голос. Он доносился откуда-то сверху.
– На левом фланге десять танков противника... Передайте командиру полка, на левом фланге десять танков!
Выглянув из окопа, я увидел на высокой сосне лейтенанта Цыкункова, начальника штаба батальона.
– Сообщите командиру левофланговой роты, танки движутся в обход его фланга!
– передавал Цыкунков.
Почти рядом с моим окопом оказался КП батальона. Над бруствером я увидел вторую фигуру – младшего лейтенанта Ахлюстина, склонившегося над телефоном. Фуражку с малиновым околышем он надвинул на самые брови, чёрный ремешок её перекинул вниз, за подбородок, чтобы фуражку не сдуло взрывной волной...
– Взводу ПТО вести наблюдение за танками! – кричит Ахлюстин в телефонную трубку. – Брать на прицел. Огонь – по моему приказу!
Эти два командира меня словно переродили. По-прежнему над головой визжали мины и снаряды, со страшной силой рвались вокруг, но страха уже как будто не было.
С этого дня бои уже не прекращались. Бои и марши. Рота наша таяла на глазах.
Но и враг нёс огромные потери. Значительно превышая нас численно, он устилал горами трупов каждый свой шаг вперёд.
На всю жизнь запомнились эти дни. Запомнились сотни примеров самоотверженности,
терпения, выносливости».
Продолжение повести в следующей публикации.